Мое знакомство с Борисом Иеремиевичем Веркиным состоялось в мае 1963 года.

После окончания в 1958 году Одесского института пищевой и холодильной промышленности я приехал в Харьков на завод холодильных машин, который в то время назывался «Механолит». В 1963 году я уже работал начальником Главной исследовательско-испытательной лаборатории холодильных машин и холодильного оборудования Специального конструкторско-технологического бюро завода. Работа была очень интересной и востребованной: создавали герметичные холодильные компрессоры, ледогенераторы, торговые автоматы, кондиционеры и другое холодильное оборудование. В СКТБ и на заводе сформировался неплохой коллектив высококвалифицированных инженеров-холодильщиков, хотя с дипломами холодильщика были только двое, в том числе я. И это обстоятельство, очевидно, обусловило мой переход во ФТИНТ.

К этому времени институт был на подъеме, и Б.И. Веркин успешно собирал со всего Харькова, и не только, хороших специалистов. Из «Механолита» во ФТИНТ уже перешли работать М.В. Зиновьев, Б.Н. Муринец, В.П. Цеховской и ряд других опытных конструкторов. Наверняка, кто-то из них предложил и мою кандидатуру.

В середине мая в моем кабинете раздался телефонный звонок. «Здравствуйте, это Вас беспокоит Веркин. Я бы хотел с Вами встретиться. Если можно, то завтра во второй половине дня». Я ответил: «Пожалуйста, приезжайте, я выпишу вам пропуск на завод». После небольшой паузы в трубке прозвучало: «Я директор ФТИНТ, и нам было бы удобнее поговорить у меня, в консерватории». Я, наконец, понял, с кем говорю, но почему «в консерватории» было для меня загадкой, и я попросил уточнить адрес.

На следующий день в маленькой прихожей, на третьем этаже здания консерватории, меня встретила Мария Прокофьевна Загорская и сразу пригласила в кабинет к Борису Иеремиевичу. Он радушно поздоровался и предложил мне перейти к нему работать в качестве специалиста по криогенной и холодильной технике. Не увидев на моем лице явного восторга, БИ (так мы его называли) конкретизировал свое предложение. Дело в том, что в это время решался вопрос об организации в Международном институте холода специальной комиссии по криогенике, и СССР получил предложение направить в эту комиссию, в Женеву, одного специалиста. При этом обязательным было условие, что специалист должен иметь диплом Одесского холодильного института. Б.И. Веркину, к тому времени председателю Комиссии по криогенной ракетной технике Академии наук СССР, было предложено подобрать соответствующую кандидатуру. И выбор пал на меня, так как я имел требуемый диплом и успел уже побывать во Франции, Сирии и Чехословакии, т. е. был полностью «выездной», и с оформлением документов не должно было быть задержки, но главным препятствием было то, что направляемый в Женеву специалист должен был быть сотрудником академического института, т. е. ФТИНТ.

После непродолжительного раздумья я согласился. Через несколько дней я сдал документы для оформления и до декабря забыл о нашей встрече. И вдруг, опять вдруг, звонит БИ и просит меня срочно приехать. Когда я добрался до «консерватории», оказалось, что все документы и разрешения уже готовы, подписан приказ о моем зачислении, и мне с 21 декабря надо приступать к работе во ФТИНТ, БИ очень торопил меня, так как в январе необходимо было направить мои документы в Женеву.

Я по молодости не устоял перед настойчивостью БИ, перешел во ФТИНТ, стал начальником отдела, помощником-референтом БИ по криогенике и холодильной технике и занялся термовакуумными испытаниями в интересах космических и оборонных программ СССР. В Женеву, правда, не поехал (к тому времени вопросы криогеники в Международном институте холода передали Комитету по термодинамике).

В мае 1965 года ФТИНТ отмечал свой первый, 5-летний, юбилей. Эта дата стала грандиозным событием не только в Харькове и Украине, но и во всем СССР (по крайней мере, в сфере космических исследований и разработок). Об этом убедительно свидетельствует присутствие на всех юбилейных мероприятиях президентов Академии наук СССР М.В. Келдыша и Академии наук Украины Б.Е. Патона; В.П. Мишина — первого заместителя Генерального конструктора С.П. Королева, директоров и ведущих ученых многих академических институтов СССР и УССР, высокопоставленных чиновников различных министерств и ведомств, первых лиц партийных и советских организаций Харькова и Киева, многочисленных представителей науки, промышленности и культуры из разных городов СССР. Всего официальных участников юбилейных мероприятий было более 400 человек. К этой дате уже был введен в строй административный корпус института с великолепным актовым залом. БИ создал оперативный штаб по подготовке юбилея, сам наметил всю программу и дважды в день контролировал ход ее выполнения.

Научная часть юбилейных торжеств состояла из доклада Б.И. Веркина о достижениях и планах ФТИНТ и многочисленных приветствий и выступлений гостей. Юбилейные мероприятия продолжались четыре дня, из которых два дня гости знакомились с институтом и его достижениями, а два дня провели на живописном берегу Салтовского водохранилища. Уха, шашлыки, песни у костров и ночевка в солдатских палатках надолго остались в памяти участников этого мероприятия.

С.П. Королев хорошо был знаком с Б.И.Веркиным, принимал активное участие в создании нашего института. Сергей Павлович считал, что для решения текущих и перспективных задач по научному обеспечению криогенных и вакуумных проблем космонавтики необходим специальный научный центр в системе Академии наук, в задачи которого входили бы фундаментальные исследования и прикладные разработки в области физики и техники низких температур. Этот центр должен был выполнять роль третейского судьи между разработчиками космической техники и заказчиками из МО СССР по спорным вопросам криогенно-вакуумной тематики.

Исходя из этого была определена структура ФТИНТ: теоретические и экспериментальные физические отделы, исследовательские лаборатории, конструкторское бюро и опытное производство. Математическое отделение появилось чуть позже. БИ возглавил Комиссию по криогенной ракетной технике АН СССР. И с момента организации ФТИНТ начал тесное сотрудничество со многими предприятиями и институтами, работавшими в области освоения космического пространства.

К моменту моего прихода во ФТИНТ в лаборатории Н.Н. Багрова активно велись исследовательские и контрольные термовакуумные испытания материалов, отдельных конструктивных элементов и целых узлов космической техники с использованием знаменитых высоковакуумных камер КВВК-1 и КВВК-2 собственной разработки и изготовления.

В августе 1965 года БИ неожиданно вызвал меня в Москву. У входа в гостиницу «Украина» ожидала легковая машина, которая отвезла нас в Подлипки. Оказалось, что мы едем на совещание к С.П. Королеву. До этого я видел Сергея Павловича один раз на совещании в ВПК и один раз в его приемной, куда я поздно вечером зашел отметить командировку. Нас встретили первый заместитель С.П. Королева В.П. Мишин и руководитель отдела криогенной техники и сразу пригласили в кабинет Генерального конструктора. После теплого приветствия была объявлена тема совещания. Дело в том, что возникли проблемы с разработкой системы охлаждения скафандра для выхода космонавта в открытый космос. Вопреки существовавшему мнению, в открытом космосе намного труднее оказалось охладить космонавта, чем защитить его от охлаждения. Эффективный отвод и сброс тепла, которое выделяет космонавт во время работы в открытом космосе, являлось и до настоящего времени является серьезной технической задачей.

Разработчики скафандра предложили использовать для этой цели холодильную систему испарительного типа, в которой сброс избыточного тепла производится за счет испарения воды через пористую мембрану непосредственно в космос. Эффект известный со времен египетских фараонов. Однако запустить такую систему разработчикам не удавалось. При испарении воды в открытое космическое пространство (глубокий вакуум) на поверхности мембраны быстро образовывалась ледяная корка и холодильник переставал работать. Нам было предложено разобраться в физике этого процесса и дать свои рекомендации разработчикам. Я вспомнил, что, работая на заводе «Механолит», испытывал испарительные охладители для систем кондиционирования воздуха. И оптимизация работы таких систем достигалась путем строгого регулирования теплового режима пористой мембраны. Сергею Павловичу понравилось это предложение. Он тут же позвонил Г.И. Северину, главному конструктору скафандров, и договорился, что БИ и я срочно к нему приедем.

Сергей Павлович дал нам машину, и через два часа мы были у ворот организации, которая сейчас называется НПП «Звезда». И тут случился казус. Справка 1-го отдела у меня была с собой (я ее не успел сдать), а БИ свою справку оставил в Подлипках. Начальник бюро пропусков в это время где-то обедал, и нам пришлось его ждать минут сорок.

Наконец, нас провели к Г.И. Северину, который долго извинялся за задержку, но «порядок есть порядок». Выслушав и обсудив наши предложения, Северин принял решение срочно подготовить опытные образцы охладителей и провести у нас во ФТИНТ их тщательные испытания. И только тут я серьезно расстроился, так как понял, что в нашу «чистую» вакуумную камеру КВВК-1, с криогенными экранами и диффузионными вакуумными насосами, будут лить воду. Это может привести к полному выходу камеры из строя. Но отступать уже было некуда. Исследования мы провели, результат получился отличный. Кстати, в конструкции скафандров испарительное охлаждение первыми применили американцы.

13 января 1965 года БИ направил меня и В.Ф. Удовенко в Киев на первое совещание по проекту «Шар» — создание «Лунохода». В кабинете директора Института проблем материаловедения И.Н. Францевича мы познакомились с Генеральным конструктором «Лунохода» А.Л. Кемурджианом и ведущим конструктором И.И. Розенцвейгом, с которыми нам предстояло долго и плодотворно сотрудничать.

На этом совещании ФТИНТ был определен ведущей организацией по трем научным направлениям программы «Шар»: низкотемпературное и вакуумное материаловедение, создание лабораторных установок для моделирования факторов космического пространства и проведение термовакуумных испытаний материалов, узлов и агрегатов в условиях, моделирующих космическое пространство и условия на поверхности Луны.

К этому времени ФТИНТ уже накопил достаточный опыт проведения таких работ и был оснащен высоковакуумными криогенными камерами для термовакуумных испытаний «КВВК» и «В-26», а также уникальным исследовательским комплексом «КИФК», в котором моделировалось одновременное и раздельное воздействие на материалы девяти факторов космического пространства (глубокий вакуум, низкая и высокая температура, солнечное излучение, потоки протонов и электронов, вакуумный ультрафиолет, условия теплообмена в открытом космосе и на орбите Земли, малый коэффициент возврата молекул).

Однако моделирование условий, которые ожидали самоходные аппараты на поверхности Луны, потребовали разработки ряда новых методик и специального испытательного оборудования. Борис Иеремиевич взял все работы по проекту «Шар» под свой контроль, активно участвовал в обсуждении и разработке программ и методик, практически ежедневно интересовался ходом испытаний, регулярно приходил к нам на второй этаж криогенного корпуса, в том числе в выходные дни и по ночам (испытания велись круглосуточно, некоторые эксперименты продолжались 100, 200 и 500 часов).

Во ФТИНТ постоянно находились представители разработчиков и военпреды, режим секретности был установлен самый высокий. Следует отметить, что ФТИНТ был не только испытательной лабораторией и полигоном. Мы активно обсуждали с разработчиками «Лунохода» варианты конструкции различных узлов, предлагали пути повышения их надежности и выдавали рекомендации по подбору конструкционных материалов для ответственных деталей. На заключительном этапе работы во ФТИНТ проводились контрольные испытания мотор-колес, датчика пройденного пути, прибора для оценки механических характеристик лунного грунта и других ответственных узлов и приборов «Лунохода».

По результатам испытаний, проведенных во ФТИНТ, Борис Иеремиевич выступил на Международном симпозиуме по космической науке и технологии (Токио,1971) с большим докладом о работах, проводимых в СССР по созданию «Лунохода».

С этим докладом связана следующая история. В те времена фамилии руководителей и ответственных исполнителей «закрытых» разработок были засекречены. Для публикаций придумывались различные псевдонимы. Так было и с коллективом авторов нашего доклада. Но БИ должен был выступать с устным сообщением на международной конференции, где многие участники знали его как ученого и директора крупного академического института. Как же быть? Мы честно обращались в соответствующие инстанции за советом, но никто не хотел брать на себя ответственность рассекретить участие ФТИНТ в этой программе. БИ категорически возражал против своего публичного выступления на международном конгрессе, да еще под псевдонимом. Я поехал в Москву вместе с Л.С. Вайсфельдом (ведущий конструктор ходовой части), обошел все возможные инстанции и кабинеты, и только вечером, перед отлетом БИ в Токио, мы получили на нашем докладе штамп «К публикации в открытой печати разрешено. ТАСС».

Этот доклад был первой открытой публикацией в СССР о создании и наземных испытаниях «Лунохода». В докладе были указаны только две настоящие фамилии авторов: Б.И. Веркин и Г.Д. Гамуля. Остальные авторы остались под псевдонимами.

За участие в работах по созданию «Лунохода» Б.И. Веркину и И.М. Любарскому была присуждена Государственная премия, а мне и еще нескольким сотрудникам ФТИНТ были вручены Почетные свидетельства ВДНХ СССР.

БИ хорошо понимал, что академическая фундаментальная наука должна быть неразрывно связана с прикладными разработками. Собственно, ФТИНТ и был создан для решения «прикладных задач» физики низких температур в интересах космонавтики и ракетной техники. И несмотря на то, что ФТИНТ был в составе Академии наук Украины, БИ наряду с научными отделами с самого начала предусмотрел в структуре института довольно большое опытно-конструкторское бюро и мощное опытное производство.

Практически все ученые-корифеи ФТИНТ (нынешние академики, члены-корреспонденты и доктора наук), представляющие сегодня «чистую» академическую науку, по инициативе БИ с огромным энтузиазмом и самоотдачей трудились над разработкой и совершенствованием первых криогенных вакуумных камер, испытательных стендов, уникального испытательного оборудования и исследовательских установок. И все последующие годы БИ, наряду с проведением работ по космической и ракетной тематике, уделял много внимания организации и выполнению прикладных исследований и разработок в интересах разных отраслей промышленности, сельского хозяйства, энергомашиностроения, транспорта и медицины.

Под непосредственным руководством БИ было подготовлено и представлено правительству страны 10 подробных технико-экономических докладов, охватывающих все возможные направления использования криогенных технологий в народном хозяйстве, которые получили высокие оценки экспертных советов Госплана СССР. В числе этих докладов следует упомянуть крупномасштабное производство жидкого азота, сверхпроводниковые электрогенераторы и электромашины большой мощности, авторефрижераторы с азотным охлаждением, автомобильные системы на сжиженном природном газе, установки для вакуумной сублимационной сушки и быстрого замораживания, автономные криогенные дыхательные аппараты и многочисленные криомедицинские инструменты и аппараты.

К разработке докладов были привлечены практически все ведущие ученые и конструкторы ФТИНТ. Многие из разработок ФТИНТ и их авторы были награждены медалями, дипломами и грамотами ВДНХ СССР, по материалам этих разработок защищен целый ряд кандидатских диссертаций.

Созданные по инициативе Б.Е. Патона, Б.И. Веркина, И.Н. Францевича и других ведущих ученых НАН Украины научно-технические комплексы в составе бюджетных академических институтов и хозрасчетных опытно-конструкторских бюро с опытными производствами оказались очень эффективными структурами, способными обеспечить внедрение новейших научных разработок, поскольку основывались на результатах фундаментальных теоретических и экспериментальных работ, выполненных в лабораториях и отделах академических институтов. К сожалению, после распада СССР прикладные разработки начали сворачиваться, а опытные производства и конструкторские бюро практически были ликвидированы. Я уверен, что если бы Борис Иеремиевич Веркин был жив, он не допустил бы такого развития событий, даже в новых экономических условиях.